Symphony 1&2

Французский журнал «Репертуар»

Приговоренный к смерти в 1943 за «антисоветскую» деятельность, Носырев провел 10 лет в Гулаге и только после своей смерти был оправдан и реабилитирован. По возвращении из лагерей он стал дирижером оркестра вдали от Москвы, и только в 1967 его приняли в члены Союза Советских Композиторов благодаря мужественной и бескомпромиссной поддержке Дмитрия Шостаковича.

Освобожденный от военной службы по причине слабого зрения, он участвовал в репетициях Ленинградской симфонии Шостаковича в качестве скрипача вплоть до своего чудовищно несправедливого ареста в 1943 году. Эти страшные обстоятельства стали причиной того, что композиторская карьера Носырева началась только в 30 лет.

Его Первую симфонию (всего их четыре), написанную в 1965 году, можно определить как эпическое, трагическое и пост романтическое произведение. Она произвела глубокое впечатление на Шостаковича. Первая часть симфонии построена на антитезе великолепной и экспрессивной темы и жестко-холодного ритма, а вторая, анданте, выявляет глубоко спрятанный лиризм. Более виртуозный финал аллегро вибрирует между печалью и ритмической живостью.

Вторая симфония, написанная в 1977 году, стилистически является более современной (серийной) и состоит из четырех частей. Начинается она с Аллегро модерато резолюто - Анданте - Модерато и оркестрована для струнных, литавр и тарелок. Ее трагическая атмосфера производит глубокое впечатление. Слушая ее, часто вспоминаешь стиль Шостаковича, чьей памяти симфония и посвящается. Сходство с Шостаковичем подтверждается гротескными пассажами и бунтарскими ритмами. "Vivo" выводит духовые на предел их возможностей, но в анданте для медных и ударных наступает относительный покой. В Финале аллегро для всего оркестра, вихревом и виртуозном, звучат отголоски предыдущих частей, а заканчивается он пианиссимо главной темой в стиле Шостаковича.

Санкт-Петербургский оркестр и дирижер Вербицкий, свободные от любых идеологических догм, воскрешают эту полную боли вселенную, которую отличают тревога, несправедливость и абсурд, но которая, к счастью, характеризуется также ненасытной жаждой счастья и покоя. Компания "Олимпия" заслуживает благодарности за восполнение непростительного пробела. Музыка соответствует приведенному грустному высказыванию: "В жизни Михаил Носырев выглядел веселым и компанейским человеком. Но, Боже, что творилось в его сердце!"

 

Жан-Люк Карон, обозреватель

The Sunday Times Culture (20 июня 1999 г.)

Записи Первой и Второй симфонии являются ярким введением в творчество композитора, ранее неизвестного в Великобритании, который у себя на родине стал жертвой государственных репрессий. Когда скрипачу Михаилу Носыреву (1924-1981) было 19 лет, он был внезапно приговорен к 10 годам лишения свободы, а позднее, после освобождения, ему было отказано в членстве в Союзе композиторов. Однако помогло вмешательство Шостаковича, и карьера композитора (а писать музыку Носырев начал в Гулаге) начала постепенно складываться, хотя, по сути дела, он оставался «персоной нон грата» вплоть до своей безвременной кончины. Носырев написал три концерта, несколько балетов и струнных квартетов, а также четыре симфонии. Записи Первой и Второй симфоний, которые демонстрируют блистательную живость и яркость исполнения, сделаны с поразительной глубиной и одновременно непосредственностью и свидетельствуют о том, что как Первая (1965), так и особенно Вторая (1977) симфонии по праву достойны прослушивания. Обе четырех-частные симфонии являются традиционно русскими по композиции и представляют собой романтико-модернисткие сочинения, особый стиль которых похож на виражи между полнокровной музыкой Чайковского, и иронией и гротеском Шостаковича.

Gramophone (Сентябрь 1999 г.)

В феврале этого года состоялась публичная премьера Первой симфонии Михаила Носырева. За этим простым сообщением лежит история о том, как в 1943 году 19-летнего композитора вытащили с концерта, приговорили к смертной казни за антисоветские шутки, о которых донес его же учитель (такое предательство заставляет ежиться ), но потом, после отбытия срока в Гулаге, реабилитировали в основном благодаря Шостаковичу, который в 1967 написал официальное письмо, в котором назвал Носырева «талантливым композитором с достаточной профессиональной подготовкой». Носырев умер в 1981 году, а свою Первую симфонию он написал еще в 1965 году, и ему не удалось по большому счету увидеть результаты вмешательства в свою судьбу Шостаковича, но (как свидетельствуют его Первая и Вторая симфонии) он чувствовал себя в большом долгу перед старшим Мастером. Полностью эту историю можно прочитать в подробном очерке Пера Сканса, написанном специально для этого компакт-диска. В этом Олимпия может служить примером для других, более престижных компаний. Эссе Пера Сканса являются большим вкладом в историю музыки современной России.

В этих симфониях слышится эхо музыки Шостаковича. Оно есть в финале Первой симфонии и потом снова в гротескном Vivo Второй симфонии («Нос» Шостаковича по повести Гоголя), также, возможно, в иронично-сентиментальном вальсе последующей части, а, может, в яростном разрушении той мелодии в ее заключительных аккордах; без сомнения, в главной теме DSCH, которая мягко звучит то здесь, то там. Есть отголоски и более ранних композиторов. Andante Первой симфонии — не единственное в современной музыке обращение с любовью к Чайковскому, однако достаточно чувствительный Носырев избегает имитации, а вместо нее прибегает к французскому изяществу, которым благодарно вдохновлялся Чайковский. Обе симфонии наполнены идеями и яркими живыми красками. Без сомнения талантливо оркестрована Вторая симфония, где первая часть написана для струнных, вторая для деревянных духовых, третья для медных инструментов, а финал для всего оркестра (при этом ударные инструменты заняты везде). Но я не могу не согласиться с DJF, который в январе этого года писал рецензию на Третью и Четвертую симфонии, в том, что несмотря на «живые и запоминающиеся моменты», полностью их потенциал остался не реализован. Слишком часто Носырев прибегает к ярким изобразительным всплескам, которые никуда не ведут, или, скорее, достаточно искусственно имеют свое продолжение в фуге. Если отставить эти соображения, можно отнестись сочувственно к композитору, который был настолько изобретателен и, может, как мудро писал Шостакович «достаточно образован», но не настолько, чтобы свой значительный талант использовать максимально. Те слушатели, которые захотят познакомиться с музыкой этого отважного и много претерпевшего композитора, найдут ее по-настоящему интересной.